Вступительное слово

Vorrede.

1

В качестве животного, человек сотворен во всех отношениях беспомощнее всех прочих животных. У него нет такого прирожденного орудия для самозащиты, как у быка, нет противостоящей врагам скорости, как у серны, нет ни крыльев, ни плавников, ни плавательных перепонок, нет непробиваемого панциря, как у черепахи; у него нет тех лазеек, которые обеспечивают безопасность тысячам насекомых и червячков, нет физических особенностей, отпугивающих врагов, которые делают ежа и электрического ската устрашающими, нет жала, как у слепня, или ядовитого зуба, как у змеи, – словом, человек наг и беззащитен перед нападеним враждебных ему животных. Ему самому, [рассмотреному] как животное, нечего противопоставить превосходству стихий и атмосферы ¹. От бушующих волн он не защищен ни блестящей, бархатистой шерстью тюленя, ни густым и жирным пухом утки, ни гладким панцирем водяного жука. Его тело, [удельный] вес которого лишь немногим меньше, чем у воды, держится на ней беспомощнее тела всякого другого четвероногого животного и гораздо более подвержено смертельной опасности. Его не укрывает непроницаемое для борея ² покрывало, которое есть у белого медведя или гагары. Родившийся ягнёнок сам находит вымя своей матери, а слабый младенец истомился бы от голода и жажды, если бы мать не дала ему груди. Где бы ни родился человек, природа не дает ему уже готовой пищи, как броненосцу – муравьев, аисту ³  саранчу, наезднику – гусениц или пчеле – открытые чашечки цветов.

Человек подвержен гораздо большему числу заболеваний, чем животные, которым дано спасительное ведение – инстинкт – предохраняющее их от невидимых врагов жизни, которого так недостает человеку. Наконец, один только человек рождается трудно и в материнских муках, нежным, мягким, обнажённым, безоружным, беззащитным и лишенным всего того, что сделало бы его существование более сносным и чем природа богато снабдила для радостного существования даже пресмыкающегося в прахе червя.

Als Thier ward der Mensch hülfloser erschaffen, als alle übrigen Thiere. Er hat keine angebornen Waffen wie der Stier zur Vertheidigung, keine dem Feinde überlegene Schnelligkeit wie das Reh, keine Flügel, keine Schwimmfüsse, keine Flossen – keine der Gewalt undurchdringliche Schale wie die Schildkröte, keine von der Natur dargebotenen Schlupfwinkel, wie tausend Insekten und Würmern zur Sicherheit offen stehen, keine den Feind entfernende physische Eigenschaft, die den Igel und die Zitterroche furchtbar machen, nicht den Stachel der Bremse oder ein Viperngift am Zahne – allen Anfällen feindseliger Thiere ist er blosgestellt, wehrlos. Auch der Uebermacht der Elemente und der Meteore hat er als Thier nichts entgegen zu setzen. Ihn deckt gegen die Fluthen nicht das glänzende Haar der Robbe, nicht die dichte, fette Feder der Ente, nicht das glatte Schild der Wasserkäfer; sein gegen das Wasser nur um eine Kleinigkeit leichterer Körper schwimmt unbehülflicher, als der keines andern vierfüssigen Thieres und mit naher Todesgefahr. Ihn schützt nicht wie den Eisbär oder den Eidervogel eine dem Boreas undurchdringliche Decke. Neugeboren weiss das Lamm die Euter seiner Mutter aufzusuchen, aber der schwache Säugling müsste verschmachten, wenn seiner Mutter Brust ihm nicht entgegen käme. Nirgends wo er geboren ward, schuf die Natur seine Nahrung schon zubereitet ihm entgegen, wie dem Dasypus die Ameisen, dem Samarmog die Heuschrecken, der Schlupfwespe die Raupen oder der Biene den geöffneten Becher der Blumen. Weit zahlreichern Krankheiten ist der Mensch unterworfen als die Thiere, denen gegen diese unsichtbaren Feinde des Lebens eine geheime Hülfswissenschaft angeboren ward, der Instinkt, welcher dem Menschen fehlt. Der Mensch nur allein entwindet sich mühsam seiner Mutter Schoosse, weich, zart, nackt, ohne Wehre, hülflos und entblösst von allem, was sein Daseyn auch nur erträglich machen könnte, entblösst von allem, womit die Natur selbst den Wurm im Staube reichlich zum frohen Leben ausstattete.

2

Где же благость Творца, могшего так обделить человека – причем его одного среди всех земных тварей – тем, что необходимо для жизни?

Wo ist die Güte des Schöpfers, die den Menschen, und nur ihn allein unter allen Thieren der Erde in den Bedürfnissen des Lebens enterben konnte?

3

И вот, Первоисточник любви лишил человека его животного начала  ⁴, чтобы тем богаче наделить его божественной искрой – умным духом ⁵, из самого себя порождающим исполнение всех потребностей человека и все мыслимое благополучие, и из самого себя развивающим бесчисленные преимущества, возвышающие сына земли над всем, что живет; умным духом, который – сам будучи бессмертным – и своей оболочке, своему бренному животному началу обеспечивает всю полноту средств для самоподдержания, самосохранения, обороны, способности к созданию комфорта, чем не может похвастаться ни одно облагодетельствованное Природой творение.⁶

Siehe, der Urquell der Liebe enterbte im Menschen nur seine Thierheit, um ihn desto reicher mit dem Funken der Gottheit, einem Geiste auszustatten, welcher dem Menschen die Fülle aller Bedürfnisse und alles erdenklichen Wohlseyns aus sich selbst hervorbringe, und aus sich selbst die namenlosen Vorzüge entwickele, welche den Erdensohn über alles, was da lebet, emporheben – einem Geiste, welcher, selbst unvernichtbar, auch seiner Hülle, der zerbrechlichen Thierheit stärkere Mittel zur Erhaltung, zum Schutze, zur Vertheidigung, zum Wohlbehagen zu erschaffen befähigt ist, als keine der begünstigtsten Kreaturen unmittelbar von der Natur erhalten zu haben sich rühmen kann.

4

На эту энергию человеческого ума, позволяющюю изобретать вспомогательные средства для предотвращения недугов и расстройств, могущих поразить нежный человеческий организм, Отец наш небесный главным образом и полагался.

Auf diese Energie des menschlichen Geistes, Hülfsmittel zu erfinden, hatte der Vater der Menschen vorzüglich gerechnet bei Abwendung der Uebel und Störungen, die den zarten Organism des Menschen befallen würden.

5

Эта возможность помогать себе так, чтобы мочь уберегать тело от болезней, должна была быть лишь малой и очень ограниченной, с тем чтобы тем сильнее побудить человеческий ум, который Создатель человека счел единственно благим вложить в его органическую структуру, к выявлению наидейственнейших сил для воспомоществования и научить его применять их для исцеления.

Nur klein und sehr beschränkt sollte die Selbsthülfe seyn, die sich der Körper allein zur Entfernung der Krankheiten leisten könnte, damit der menschliche Geist desto mehr angetrieben würde, wirksamere Hülfskräfte auszuspähen und zur Heilung anwenden zu lernen, als der Menschenschöpfer in das organische Gebilde allein zu legen für gut fand.

6

Удовлетворение наших потребностей не должно ограничиваться тем, что преподносит нам Природа в грубом, необработаном виде; нет, наш умный дух – для нашего полного благополучия – должен уметь беспредельно расширять эти границы. ⁷

Nicht was die rohe Natur darbietet, sollte die Gränze der Abhülfe unsrer Bedürfnisse bleiben; nein, unser Geist sollte sie unbestimmbar weit zu unserm vollen Wohlbehagen erweitern können.

7

Так, полные хлебных зерен колосья из земного лона он предлагает нам не для того, чтоб мы жевали и глотали их в сыром и нездоровом виде, а чтобы мы сделали их пригодными для питания – очищали их, высушивали, размалывали, освобождали посредством брожения и жара печи от всевозможных вредных и лекарственных примесей, и могли насладиться ими, превращенными в хлеб, и только в таком виде, уже облагороженном нашим умным духом, употребляли в пищу, как питательный и безвредный продукт. От сотворения мира молния убивала людей и животных; но Создатель пожелал, чтобы человеческий ум измыслил, как низвести огонь с небес, чтобы он миновал жилище, что человек и совершил в Новое время – он отважно водружает над ним металлическую жердь, чтобы безопасно направить его в землю. ⁸  Громоздящиеся валы бушующего моря грозят поглотить утлое судно – он усмиряет их, выливая на них масло. ⁹

So bot er uns Aehren voll Getreidekörner aus dem Schoosse der Erde an, nicht um sie roh und ungesund zu kauen und zu verschlingen, sondern um sie dienlich zu unserer Ernährung, enthülset, zerrieben, von allem Schädlichen und Arzneilichen durch Gährung und die Hitze der Oefen befreit und in Brod verwandelt geniessen zu können, als ein durch die Vervollkommungskraft unsers Geistes veredeltes, und nun erst unschädlich nährendes Produkt. Der Blitz tödtete seit Erschaffung der Welt Thiere und Menschen; aber der Weltenschöpfer wollte, dass der Geist des Menschen, was er in den neuern Zeiten nun auch that, etwas erfände, wodurch das Feuer vom Himmel abgehalten würde, seine Wohnungen zu treffen – er sollte es an kühn emporgerichteten Metallstangen herab, unschädlich zur Erde leiten. Die in Berge aufgethürmten Wogen des erzürnten Meeres drohen, sein niederes Fahrzeug zu bedecken, und – er besänftigt sie mit ausgegossnem Oele.

8

Таким образом, Он предоставляет силам и прочим проявлениям Природы беспрепятственно наносить нам ущерб до тех пор, пока мы не изобретем что-либо, способное оградить нас от ее разрушительных воздействий и максимально обезвредить ее влияния.

So lässt er die Kräfte auch der übrigen Naturpotenzen ungehindert zu unserm Nachtheile wirken, bis wir etwas erfinden, was uns vor ihren Zerstörungen sichern und ihre Eindrücke möglichst unschädlich wieder von uns entfernen könne.

9

Так Он предоставляет возможность бесчисленным армиям болезней нападать на наше нежное телесное сложение, атаковать его и угрожать смертью и разрушением, прекрасно зная, что животное начало нашего организма само по себе в большинстве случаев не способно успешно обратить врага в бегство, не причинив при этих усилиях себе вреда себе самому, или же победить его совсем. Попытки организма самому справиться с болезнью, самоизлечиться должны быть слабыми, ограниченными и недостаточными, с тем чтобы наш умный дух и в этом мог бы проявить то, что многоценнее всех земных благ, здоровья и жизни – способность к улучшению природы.

So verstattet er den unübersehlichen Heeren von Krankheiten, den zarten Körperbau anzugreifen, ihn zu bestürmen und mit Tod und Vernichtung zu bedrohen, wohl wissend, dass das Thierische unseres Organisms für sich nicht vermögend ist, den Feind in den meisten Fällen siegreich in die Flucht zu schlagen, ohne bei diesen Anstrengungen selbst viel Schaden zu leiden, oder wohl gar zu unterliegen; – schwach, beschränkt und unzureichend sollten die Heilanstalten des sich selbst überlassenen Organismus bei Vertreibung der Krankheiten seyn, damit unser Geist sich seiner naturveredelnden Fähigkeit auch hier bedienen solle, wo es das unschätzbarste aller Erdengüter, Gesundheit und Leben gilt.

10

Воспитатель человечества не желает, чтобы мы действовали тем же способом, каким действует Природа: как и органическая Природа, мы должны быть деятельными, но не ее способом, не ее средствами. Он не ждет от нас, чтобы мы сотворили лошадь, но машины, каждая из которых обнаруживает и больше сил, чем сотня лошадей, и большую послушность. Он посылает нас строить корабли, на которых мы можем объехать всю землю с теми же удобствами, что и на суше, будучи защищены от морских чудовищ и ярости ураганов, как ни одна рыба, и отказал поэтому нашему телу в необходимых для плавания плавниках, жабрах и плавательном пузыре. Он отказал нашему телу в свистящих крыльях большого кондора, чтобы мы изобрели наполняемые легчайшим газом сосуды, легко и мощно поднимающие нас в высшие слои атмосферы, недоступные ни одному из пернатых обитателей воздуха.

Auf dieselbe Weise, wie seine Natur wirke, wollte der Erzieher der Menschheit nicht, dass wir wirken sollten; wir sollten mehr thun, als die organische Natur, aber nicht auf ihre Art, nicht mit ihren Mitteln. Er verstattete uns nicht, ein Pferd zu erschaffen, wohl aber Maschinen, deren jede mehr Kraft äussert, als hundert Pferde, und mit mehr Folgsamkeit. Er liess uns Schiffe bauen, in denen wir sicher vor den Ungeheuern der Meere und Wuth der Orkane, die Erde, selbst unter den Bequemlichkeiten des Continents umsegeln könnten, was nie ein Fisch vermogte, und versagte deshalb unserm Körper die hiezu unzureichenden Flossen, die Wasserlungen und die Schwimmblase. Er versagte unserm Körper die rauschenden Fittige des grossen Kontors, und lässt uns dagegen Gefässe mit leichterm Gase gefüllt erfinden, die uns mit stiller Macht in eine weit höhere Atmosphäre erheben, als je einem befiederten Bewohner der Lüfte möglich war.

11

Он также не позволяет нам поступать так, как действует предоставленный самому себе человеческий организм при гангрене, отторгающий разлагающийся размозженный член, но Своей умащенной елеем дланью вложил в нашу руку острый, быстро отсекающий нож, которым это делается с меньшими болями, с меньшей лихорадкой и существенно меньшей опасностью для жизни. Он не позволяет нам использовать для излечения различных лихорадок так называемые кризисы, как это делает Природа: мы не должны подражать ее критическим потам, критическим мочевыделениям, критическим поносам, критическим абсцессам ушных и паховых желез ¹⁰ , критическим носовые кровотечениям – но Он дает исследователю вспомоществовательные средства для того, чтобы излечить лихорадку скорее, чем это способны сделать организменные кризы и вылечить его надежнее, легче, с меньшими болями, минимальной опасностью для жизни и минимальными последствиями, чем это может сделать одна лишь сила Природы посредством кризиса. ¹¹

So erlaubt er auch nicht, uns, wie der menschliche Körperorganismus für sich thut, des Sphacelus zu bedienen, um ein mürbe zerquetschtes Glied abzusondern, aber er gab uns das scharfe, schnell trennende Messer in unsre Hand, von Faust mit Oel benetzt, was es mit wenigem Schmerzen, mit wenigerm Fieber und mit weit geringerer Gefahr des Lebens vermag. Er erlaubt nicht, uns der sogenannten Krisen, wie die Natur, zur Heilung einer Menge von Fiebern zu bedienen; wir sollten ihre kritischen Schweisse, ihren kritischen Harn, ihre kritischen Durchfälle, ihre kritischen Abscesse der Ohr- und Leistendrüsen, ihr kritisches Nasenbluten nicht nachmachen können – aber er giebt dem Forscher Hülfsmittel in den Sinn, die Fieber eher zu heilen, als der Körperorganismus Krisen zu veranstalten im Stande ist, und sie gewisser, leichter, und mit wenigern Schmerzen, mit geringerer Gefahr des Lebens und mit wenigeren Nachwehen zu heilen, als die blosse Naturkraft durch Krisen vermag.

12

Поэтому я удивляюсь тому, что врачебное искусство так редко превосходило простое подражание этим грубым природным процессам, и что оно почти во все времена считало, что не может сделать ничего лучшего в лечении болезней, чем воспроизводить эти кризисы и устраивать опорожнения посредством потогонных, слабительных, рвотных, мочегонных, кровопусканий, нарывных пластырей или искусственно вызванных нарывов. (Все это было и остается излюбленными методами лечения с древнейших времен и до наших дней; к этому всегда возвращались, когда не срабатывыали дополнительные способы лечения, возникшие из искусственных спекуляций.) При этих неполноценных и вынужденных имитациях происходит совершенно то же, что делает живая Природа в ее потаенных мастерских на основании свойственного ей вольного побуждения! Словно эти кризы являются наилучшим способом победы над болезнью, а не многочисленными (ниспосланными сверху) доказательствами неполноты и терапевтической беспомощности нашей самой себе предоставленной природы! Нет, нам никогда не удавалось вызвать искусственными средствами вольного стремления организма (уже сама такая попытка содержит противоречие), это никогда не было и волей Творца. Его воля была в том, что мы должны безгранично совешенствовать всю свою личность в целом, в том числе свое тело и лечение его болезней.

Ich wundre mich daher, dass die Arzneikunst sich so selten über die Nachahmung dieser rohen Naturveranstaltungen erhoben hat, und dass sie fast in allen Zeiten glaubte, sie könne in Heilung der Krankheiten fast nichts besseres thun, als diese Krisen nachahmen, und Ausleerungen durch Schweiss, Stuhlgang, Erbrechen, Harn, Blutabzapfung, Blasenpflaster oder künstliche Geschwüre veranstalten. (Diess war und blieb die beliebteste Kurmethode von den ältesten Zeiten an, bis auf die neuesten; immer kam man auf diese wieder zurück, wenn die aus künstlichern Speculationen abstrahirten Nebenheilungsarten ihre Dienste versagten). Gleich als wenn diese unvollkommenen und erzwungenen Nachahmungen dasselbe wären, als was die vitale Natur in ihrer verborgenen Werkstätte aus eignem, freiwilligem Triebe durch die Krisen thut! Oder, als wenn diese Krisen die bestmöglichste Besiegung der Krankheit und nicht vielmehr Beweise von der (absichtlich von oben verstatteten) Unvollkommenheit und therapeutischen Unmacht unserer sich selbst überlassenen Natur wären! Nie, nie war es uns möglich, jene freiwilligen Bestrebungen des Organisms durch ein künstliches Mittel zu erzwingen (schon in der Sache liegt der Widerspruch), nie war es auch des Schöpfers Wille, dass wir es thun sollten. Sein Wille war, dass wir unser ganzes Individuum, so auch unsern Körper und die Heilung seiner Krankheiten unbegränzt vervollkommen sollten.

13

До сих пор одна только хирургия отчасти следовала этому мудрому указанию. Вместо того, чтобы предоставить самой Природе отторжение раздробленного осколка бедренной кости, часто посредством угрожающей жизни лихорадки и разрушающего почти всю конечность нагноения, хирург умеет в несколько минут целесообразно отделить раздраженные покровы и пальцами извлечь кость, без значительной боли, без особых последствий и почти без истощения сил больного. Единственное, что организм может противопоставить крупному камню в мочевом пузыре – слабое шевеление с невыносимыми болями и непрекращающиеся страдания вплоть до смерти. Сделанный же опытной рукою разрез, в какие-нибудь четверть часа освобождает страдающего больного и избавляет его от многолетних страданий и постыдной смерти. Неужели мы должны лечить ущемлённую кишечную грыжу посредством подражания ганрене и нагноению – вплоть до наступления смерти – лишь потому, что Природа сама по себе не обладает иными средствами? Достаточным ли будет для оказания помощи и сохранения жизни пытаться остановить кровотечение из крупной артерии так, как это делает Природа – лишь получасовым обмороком? Заменило бы это зажим, перевязку и тампон?

Blos die reine Chirurgie folgte bisher zum Theile diesem weisen Winke. Statt dass die sich selbst überlassene Natur einen verborgenen Knochensplitter im Schenkel oft nur durch ein lebensgefährliches Fieber und eine fast das ganze Glied zerstörende Vereiterung heraus zu bringen vermag, weiss der Wundarzt ihn nach zweckmässiger Trennung der reizfähigen Bedeckungen in wenigen Minuten mit ein paar Fingern herauszuziehn, ohne sonderliche Schmerzen, ohne bedeutende Folgen, und fast ohne Minderung der Kräfte. Ein unmächtiges Schleichlieber mit unerträglichen Schmerzen und unablässigen Leiden bis zum Tode ist fast das einzige, was der Organismus einem grossen Steine in der Harnblase entgegen zu setzen hat; der Schnitt, einer erfahrnen Hand aber befreit den Leidenden hievon oft in einer viertel Stunde und erspart ihm die vieljährigen Quaalen und den schmähligen Tod. Oder sollten wir durch Nachahmung des Brandes und der Supuration einen eingeklemmten Darmbruch zu heben suchen, weil die Natur vor sich kein anderes Mittel dagegen, nächst dem Tode, besitzt? Wurde es hinreichend zur Hülfe und zur Erhaltung des Lebens seyn, wenn man den Blutstrom aus einer geöffneten grössern Arterie, wie die Natur, nur mit einer Ohnmacht auf eine halbe Stunde zu unterdrücken verstände? wird Tourniket, Unterbindung und Tampon dadurch ersetzt werden können?

14

Тем не менее, остаётся достойным самого глубокого восхищения то, как Природа, без помощи хирургического вмешательства, безо всяких подходящих лечебных средств, нередко будучи предоставлена самой себе, развивает невидимые действия, посредством которых, часто с большим трудом, болезненно и с опасностью для жизни, но действительно излечивает различного рода болезни и страдания. Но, подражая этому, мы не добьемся успеха. Мы не можем и не должны этому подражать, так как заложенная в наш умный дух изобретательность явно сотворена для потребностей наиболее необходимой и почтенной из всех житейских наук – медицины, так как она оказывает несравненно более легкую, скорую и надежную помощь.

Es bleibt zwar immer der tiefsten Bewunderung werth, wie die Natur, ohne eine chirurgische Handanlegung, ohne ein passendes Heilmittel von aussen her zu erlangen, oft sich ganz allein überlassen, aus sich selbst unsichtbare Veranstaltungen entwickelt, um Krankheiten und Uebel mancherlei Art, freilich oft sehr mühsam, schmerzvoll und mit Lebensgefahr – aber doch wirklich – zu heben. Aber uns zur Nachahmung thut sie das nicht; wir können es nicht nachahmen, wir sollen es nicht nachahmen, da es unendlich leichtere, schnellere und sicherere Hülfe giebt, welche die in unsern Geist gelegte Erfindungskraft zum Behufe der nöthigsten und verehrungswürdigsten aller irdischen Wissenschaften, der Heilkunde, zu erschaffen bestimmt ist.

[Основная часть]

ἀτελὲς ἄλογος πράξις καὶ λόγος ἄπρακτος

Greg. Naz.¹²

ἀτελὲς ἄλογος πράξις καὶ λόγος ἄπρακτος

Greg. Naz.

15

Медицина – опытная наука ¹³; она занимается лечением болезней ¹⁴ посредством воспомоществовательных средств.

Die Heilkunde ist eine Wissenschaft der Erfahrung; sie beschäftigt sich mit Tilgung der Krankheiten durch Hülfsmittel.

16

Знание болезни, знание воспомоществовательных средств и знание того, как их применять составляют медицину.

Die Kenntniss der Krankheiten, die Kenntniss der Hülfsmittel, und die Kenntniss ihrer Anwendung bilden die Heilkunde.

*        *        *

*        *        *

17

В то время как мудрый и благой Создатель попустил не имеющие названия состояния, отклоняющие человеческое тело от здоровья, которые мы именуем болезнями, он должен был одновременно указать нам отчетливый путь к тому, как приобрести достаточно знаний о болезнях, чтобы хватило для нахождения способных их победить лекарств; он должен был бы указать нам не менее отчетливый путь, чтобы обнаружить те свойства лекарств, которые делают их способными излечивать болезни, – если он не хотел оставить своих детей беспомощными или требовать от них большего, чем они могут.

Während der weise und gütige Schöpfer jene namenlosen von der Gesundheit abweichenden Zustände des menschlichen Körpers zuliess, die wir Krankheiten nennen, musste er uns zugleich einen deutlichen Weg zeigen, so viel Kenntniss von den Krankheiten zu erlangen, als zur Anpassung der sie zu besiegen fähigen Heilmittel zureicht; einen nicht weniger deutlichen Weg musste er uns zeigen, um an den Arzneien jene Eigenschaften auszufinden, die sie zur Heilung der Krankheiten fähig machen, – wenn er seine Kinder nicht hülflos lassen, oder nicht mehr von ihnen verlangen wollte, als sie leisten können.

18

Это необходимое для человеческого рода искусство не должно быть сокрыто в бездонной глубине мутных спекуляций; не должно быть рассеяно в безграничной пустоте предположений, а, напротив, должно находиться поблизости от нас, совсем близко ¹⁵ в пределах круга способностей нашего внешнего и внутреннего восприятия. ¹⁶

Diese dem siechenden Menschengeschlechte so unentbehrliche Kunst kann also wohl nicht in den unergründlichen Tiefen düsterer Speculation versteckt, nicht in dem gränzenlosen Vacuum der Vermuthungen verstreuet seyn; sie muss uns nahe, ganz nahe liegen innerhalb des Gesichtskreises unsers äussern und innern Wahrnehmungsvermögens.